A. E. Гирич
(Феодосия)
(оригинал)
(греческая легенда)
В версте отсюда есть в море две скалы. Называются они Одолары-близнецы. Словно лаская, плещется море об их суровые могучие склоны. Сквозь лазурь вод не видно дна. И вся природа как-то бережна к этим красавцам-скалам. Капли дождя словно миновать их хотят и падают в море вокруг, не задевая скал. Буйные вихри и штормы стихают, приближаясь к ним, луч зари заливает пурпуром и убирает золотой их камни. А соловей в ночной тьме в каждую тихую ночь шлет им свои переливные сладкие трели с вершины утеса. И кажется, будто там далеко веселый пир, и прекрасные музыканты и певцы увеселяют гостей своим пением. Когда же разгуляется буря, когда по раздолью широкому моря запенятся зеленые валы, тогда у скал словно гул, словно стон стоит. Будто кто из темницы рвется. Кто-то сильный, молодой, злою судьбой сраженный. А буря все крепнет, и горе тому, кто решился бы в этот день поплыть к Одоларам. Вдруг страшный, как горный обвал, последний вал потрясает Одолары, тогда громоносное несется из них проклятие и в миг стихает шторм. А давно-давно было время, когда ни Одоларов, ни Гурзуфа не было.
Все вокруг было покрыто дикими, дремучими лесами. Много зверей водилось в тех лесах: и медведи и волки и олени и барсы. Жили тогда только на вершине Аю-Дага. Там стоял грозный замок. Далеко видны были его высокие башни, еще дальше слава неслась о его владетелях князьях Петре и Георгии. Они были близнецы, и мать их, княжна Елена, умирая, завещала им жить в мире и с честью носить отцовские доспехи. Но скучали князья в замках. Вечно в сечах-походах, на охоте, мало жили они во дворце, а когда жили, от подножья и до вершины звенел Аю-Даг музыкой, за несколько верст слышны были ароматы яств и вин. Корабли, которым случалось в те ночи плыть у тех мест, пугались по ночам зарева, отсвета на себе огней замка, огней костров и смоляных бочек. Жили братья дружно, в бою рядом сражались, заслоняя щитом одни другого. Где меч одного промахнется, там меч другого попадет. Все побережье трепетало от князей Аю-Дага. Богатую добычу брали они в бою. Еще богаче была дань с окрестных селений. Платили князьям окрестные купцы и вином, и каменьями восточными самоцветными, и плодами заморскими, и винами из Константинополя и Греции. Много верных было слуг у молодых князей, но вернее всех служил им старый Нимфолис. Страшный вид был у него, борода зеленая, пальцы блестят — словно мокрые, глаза сурово исподлобья смотрят. Зато где ударит его палица из красного коралла, там сотни вояк валятся. Как свистнет старик, так лес к земле пригибается, море рябью в том месте подергивается. И любили и чтили князья Нимфолиса. Во всем слушались его. Никогда не был во вред им совет его. Прошел не один год со смерти княгини Елены. Возмужали князья, красивее их по всему Черноморью не было, да, пожалуй, и не будет. Черные кудри до плеч, глаза словно угли горящие, глянет ласково, словно осчастливит на век, грозно глянет — задрожишь. Страшные, смелые, с гордым взглядом, со смелой поступью, они были любимцами народа и грозой врагов. В одну темную ночь стучит в опочивальню братьев старый Нимфолис. Встают братья и спрашивают: «Что тебе надо, дорогой, зачем разбудил нас?» Печально посмотрел на них старик и сказал: «Я пришёл с вами проститься, не уговаривайте меня, не моя на то воля. А на прощание нате вам по подарку». Поставил он на стол два перламутровых ларца и исчез. Бросились к ларцам, открыли и нашли в одном — костяной жезл с надписью: «Подними его — и расступится море, опусти его — сокроет все в пучине», а в другом ларце — два серебряных крыла тоже с надписью: «Привяжи и понесут тебя, куда захочешь». Рады были братья волшебным подаркам, да жаль Нимфолиса. Ничего не поделаешь. Потосковали братья и стали жить, но не раз их душевный покой смущал образ печальный Нимфолиса в последнюю ночь. Не раз обрывалась музыка, стихало веселье в залах замка, хмурились, омрачались беспричинной тоской лица прекрасных братьев. Повис туман злой судьбы над Аю-Дагом. Занес господь руку за отчьи грехи над князьями. Словно мыши в мышеловке метались они, ища утехи.
В сече, в соколиной удалой охоте — нигде не было им отрады. Одна радость в подарках Нимфолиса. Как взгрустнется братьям, вспорхнет один в голубую высь, а другой по дну таинственному моря с жезлом пойдет, поражая твердой рукой, которая никогда не дрогнула, морских чудовищ! И поражались гости дивным, как сказка, рассказам Петра о далеких странах, дрожали самые храбрые перед чучелами страшных добыч Георгия. Но по-прежнему любил народ князей, но по-прежнему боялись его недруги, да не прежнее счастье было их уделом. Уж вокруг них стали ходить недобрые слухи про таинственные исчезновения князей из замка. Чтоб конец положить им, чтоб приобрести веселье, решили братья ехать в дальние страны красавиц в жены отыскать. Где красотой не возьмешь, там могучий меч поможет. Взяли силой братья красавиц-сестер из далекого славного города на быстрой реке. Стройные выступали они, что корабль по тихому морю плывет. Не вздрогнет, не оглянется. Гордый взгляд голубых очей, словно небо в жаркий полдень, ни пред кем не потупит. Но силой взятое — не любовью взятое. Гордость — не краса души. Больше прежнего задрожало сердце князей от боли и тоски. И захотели они подвигом иль подарками любовь купить. Пришли к сестрам и говорят: «Не заставляйте нас горевать, не ослабляйте малодушной тоской могучего тела. Скажите, что хотите вы за свою любовь». Гордо сверкнула очами старшая красавица и дерзко ответила. «Нет в вашей власти того, чем могли бы подарить нас, разве к чертогам всевышнего нас поднимете, разве в пучину моря нас опустите, покажете нам их красоты». Промолчала младшая сестра, по всему видно, покорная старшей. Тряхнул кудрями Георгий, смело глянул красавице в очи и сказал: «Будь по твоему, желание твое исполню, но и ты от слов не откажись». На другой день подвязал Георгий коню крылья и поднялся с сестрами в высь; не одно облако задевали они, летя ввысь, не одна молния пролетала мимо них на землю, но все неслись ввысь дерзкие сестры. К вечеру словно алмаз засветились ворота райские, заслышались дивные песнопения. Но прянул на них Михаил с огненным мечом и повернул коня. Князь, задрожав, побледнел в первый раз на своем веку. Словно вихрь неслись они вниз. Дух занялся у дерзких сестер, закрылись голубые глаза, без чувств спустил их на землю Георгий. Но очнулись и заговорил в них строптивый дух: «Не поднял нас до чертогов, бежал, как трусливый заяц, как женщина слабая, а не как греческий князь поступил ты, не достоин ты моей любви, но я великодушна, спусти хоть в пучину, доведи до дворца морского царя и получишь мою любовь». Передернуло судорогой незаслуженной обиды лицо Георгия, гневно глянули черные очи, страшно грянул тяжелый меч об пол. Побледнела сестра. Но ничего не сказал благородный грек, гордо вышел из покоя. На другой день запряг Петр колесницу коней и повез сестер к бурному морю. Поднял жезл и расступилась пучина, и повез он их по дну вглубь моря, где дивный высился дворец. Но недалеко отвез их от берега, как явился ему незримый для красавиц Нимфолис в зелёном плаще и сказал: «Друг, ты любимец царя, но ненавистей ему гордый род красавиц, и если не хочешь погибнуть, воротись во дворец!» Ничего не ответил Петр, хлестнул коней быстрых и повернул назад. А сестры злобным хохотом терзали его слух всю дорогу. Приехал Петр и в горе бросился в покои брата. Тот мрачный, как туча, сидел, смотря в даль. И решились братья: хоть ценой жизни, а завоевать любовь красавиц. Поехали вновь оба в море. Напрасно умолял их Нимфолис, напрасно грозил царь морской, безумцы ехали дальше. И разгневался царь пучин, грянул трезубцем в братьев, убил их, но не гибнут без памяти моря любимцы, выросли на том месте Одолары, а в них, как в темнице, ждут избавления неразумные в погоне за женской красотой погибшие Петр и Георгий.
Источник: Крым: общественно-научный и экскурсионный журнал № 1(3) // Управление научными учреждениями (Главнаука) государственное издательство (Госиздат). — Москва — 1927 — Ленинград
