Текст легенды изложен с минимальными изменениями синтаксиса и пунктуации оригинала
(оригинал)
Под этим названием на татарском языке, как сказано было раньше, существуют на берегу Азовского моря при деревне – Казантипе, развалины небольшого древнего городка, о котором история не сохранила нам ни каких намеков. Если же существовали о нем предания у туземцев, то предания эти без сомнения исчезли после окончательного погрома Пантикапеи и заменились вновь вымышленными.
Мы довольны были-бы, если б в рассказе Самий-бая была хоть частичка справедливости, хотя и убеждены, что в легендах она не представляет существенного достоинства.
„Наши старухи говорят, что в давно минувшие времена керченская степь так изобиловала хлебным зерном, как ни одна страна в мире; что в хлебных нивах нельзя было заметить табуна лошадей и стада коров и что собираемый хлеб не знали куда девать и сбывали его за ничтожные деньги иностранным мореходцам. Вот в это благодатное время один из обогатившихся рыбным промыслом, задумал приобрести все сокровища мира и с этою целью явился к месту, ныне называемому Узун-калеси, и приказал воздвигнуть постройку такой высоты и длины, которая могла-бы вместить в себя столько хлебного зерна, сколько потребовалось-бы на содержание людей всех известных ему городов и царств.
Понятно, что для такого здания нужны были тысячи рук и тысячи животных для доставки материалов, но строителю это ничего не значило, так как в сундуках его лежало много лет в больших массах приобретенное им золото, которое он не одалживал никому из боязни лишиться, а между тем роптал на судьбу, что состояние его далеко не достигло до такой степени, которая была желательна ненасытному глазу.
– Для чего ты издерживаешь так много золота—спрашивали его те, кто видел его расходы. Какую пользу тебе может принести здание, построенное вдали от людей?
– Я намерен перенести туда мои рыбные склады – отвечал он нехотя.
– Отчего-же ты не принес предварительно на этом месте жертвоприношения и не пригласил нас на молитву, освящающую всякое предприятие?
– Оттого, что нынче животные даром не даются, а мне не возвратят добрые люди того, что я издержу на их угощения.
– Неужели ты не верить, что Бог вознаграждает десятерицею все, данное нами во славу имени его? говорили третьи.
– Нет я в это не верю и смеюсь над теми, которые рассказывают это с целью пообедать и напиться пьяным па чужой счет.
Тем временем здание быстро росло и в заключение приняло такие поражающие размеры, что многие приезжали из отдаленных мест посмотреть на неестественную величину его.
Однажды к строителю подошел чрезвычайно старый человек и, после обыкновенного приветствия, спросил с какою целью строится это здание?
– Я рассказал-бы тебе старик — отвечал хозяин — но я так обессилен сегодня голодом, что не имею силы говорить.
– Бедняжка, видно господин, воздвигающий в одной постройке целый город, не располагает лишним куском хлеба, чтобы насытить верного слугу своего. Изволь-же поесть моего. Сказав это, факир открыл пред ним суму свою и предоставил выбрать из неё все приходящееся по вкусу голодающего.
Насытившись, хозяин постройки начал благодарить доброго факира.
– Не благодари меня — отвечал он — потому что рано или поздно я потребую от тебя такого-же ничтожного одолжения. Мы люди беспрестанно имеем нужды один в другом и против ожидания встречаемся. Ну, теперь потрудись удовлетворить моему любопытству.
– Если тебе известен главный рыболов керченского богаза (пролива) — начал хозяин – которого все именуют Золотым слоном, то мне достаточно сказать, кто строит это здание.
– Я очень много слышал о Золотом слоне, по никогда не видел его — отвечал факир. Однако что ему за надобность удалиться на это ни кем необитаемое прибрежье?
– У хозяина моего великая цель. Во-первых, завладеть всем этим берегом моря, который иногда представляет богатые уловы рыбы, но главнее основать на берегу моря житницу, в которую скоплять хлебное зерно в те годы, когда оно будет отдаваться ему по ничтожной оценке в замен рыбы. Зерно это он намерен хранить до того времени, пока настанет повсеместный неурожай и тогда продать его в сотню раз дороже чтобы разом сделаться самым богатейшим человеком в мире.
– А знает-ли он наверно, что выпадет такой несчастный для всех год в продолжении его жизни?
– Он говорит, что дважды был уже свидетелем такого события.
– Ну, это еще не дает права верить, что бедствие повторится и в третий раз прежде, чем он умрет.
– Хозяин мой ничем во всяком случае не рискует: в крайности он будет раздавать залежавшийся хлеб массе работников в счет пая или денежного вознаграждения.
Факир казался удовлетворенным этим рассказом и, пожелав здоровья, пошел своею дорогою.
Два-три года спустя хлебный магазин, отстроенный окончательно, начал насыпаться безостановочно очищенною пшеницею. Золотой слон, дрожавший над каждым зерном ее сам переселился в магазин, чтобы наблюдать за рабочими. В конце концов здание было наполнено миллионом четвертей, хорошо высушеной пшеницы и заперты железные двери на замки, около которых поставлена была несменная стража рыбаков, обязанных заниматься рыболовлей только в виду магазина. Прошло несколько лет. Хлебное зерно не повышалось в цене. Слон негодовал на милостивого Аллаха, но не терял надежды достигнуть своего желания.
В одно время, сидя на берегу моря, он увидел вновь того самого факира, который когда-то накормил его.
– Здравствуй добрый человек – крикнул он – какой ты счастливец: твоя сума опять полна съедомого, и я сижу весь день без куска хлеба. Горе быть в зависимости от скупого хозяина!
– Всем этим наделяют меня ищущие вечного блаженства и я в свою очередь делюсь собранным с теми, которые лишены ног и зрения.
– Завидую я и тем, которые могут давать тебе – и тебе, который помогает несчастным. О чего-бы я не дал, чтобы наслаждаться таким счастьем!
– Надейся па Бога брат мой, а пока подкрепи силы свои моими запасами. Кто знает может быть и мне придется прийти к твоему порогу.
Наевшись до сыта, Слон, воспользовался моментом, когда факир отвернулся и стащил из сумы его про запас еще два больших куска хлеба.
– Ну, что твой хозяин? Говорят, что он окончил свою постройку и наполнил ее народным потом со слезами пополам?
– Народ всегда любит клеветать – отвечал Золотой Слон – мой хозяин действительно очень скуп, но ни у кого ничего насильно не отбирает.
– Тем лучше для него. Жалею я, что до настоящего времени не мог встретиться с ним.
– Если ты надеешься на его щедроты, то я не советовал бы искать встречи с ним.
– Ну, а если б я предсказал ему в точности то время всеобщего голода, которое он ожидает с таким нетерпением? Согласись сам, что предсказание мое принесло бы ему громадную пользу.
– Если ты сделаешь это без всякого интереса, то Золотой Слон охотно его примет, но если ты потребуешь вознаграждения, он не станет слушать тебя.
– Даром я ничего не скажу ему, потому что он очень много выиграет от этого. Вознаграждение-же потребую только тогда, когда пророчество мое сбудется.
– А сколько бы ты, примерно, потребовал?
– Самое малое, сто четвертей пшеницы.
При этих словах слушатель подпрыгнул на месте и расхохотался.
– Сто четвертей! произнес он, продолжал смеяться – да при своем-ли ты уме? Возможно-ли запрашивать такое вознаграждение за несколько слов? Мой хозяин во первых очень расчётлив и наконец не так глуп, чтобы разбрасывать состояние, которое он приобрел тяжкими трудами и самопожертвованиями.
– А как ты думаешь: какое он предложит вознаграждение без сожаления?
– Я тех убеждений, что если твое предсказание в действительности сбудется в скором времени, то он охотно даст тебе одну четверть посредственного достоинства пшеницы:
– Согласен! отвечал факир, так как в то время стоимость одной четверти зерна будет равняться сотни четвертям в наше время. Веди-же меня к твоему хозяину.
Золотой Слон на минуту растерялся, но потом поднялся и пригласил собеседника следовать за ним к виднеющимся вдали рыболовным баракам. Придя к одному из них он переговорил с одним из служащих у него и предоставил ему право назваться Золотым Слоном и покончить сделку с факиром.
Уполномоченный работник начал требовать от нищего определения времени голода.
– Нет друг мой ты предварительно сделай мне знак на тряпочке кровью своею в доказательство святости договора и тогда только услышишь из уст моих пророчество.
Служитель, под предлогом не имения у себя орудия для укола пальца, возвратился в балаган и заставил хозяина самого сделать рукоприкладство. После чего они оба вышли к факиру и подали ему тряпку с кровяными знаками.
– Теперь и я скажу вам мой секрет: в нынешнюю весну и до времени уборки хлебов не будет ни одного дождя не только в Крыму, но по всей этой полосе до пределов земли. Таким образом то, чего ты ожидал с таким страхом и нетерпением, то наступило прежде, чем могла произойти у тебя потеря зерна, собранного в большом количестве, не смотря на то, что ты подсыпал в него соли для предупреждения порчи. Прощай, я своевременно явлюсь к тебе за расчётом. Сказав это, факир удалился.
Предсказания нищего в точности сбылись. Нигде в степях Крыма не виднелось ни одной копны ни сена, ни пшеницы. Домашние животные ревели, птицы улетали с зловещими криками. Народ беспрестанно взывал к Аллаху и как-то невольно обращал глаза к громаднейшей постройке Золотого Слона, в которой хранилась их жизнь.
– Он наверно не допустит погибнуть нашим детям с голода – говорили поселяне и горожане; он наверно одолжит нас с умеренным вознаграждением на счет наших будущих благ.
Тем временем Золотой Слон из боязни, чтобы простонародие не прибегло к насилию, приказал пристроить к кровле магазина своего разные приспособления для предупреждения насилия и вооружил всех рыбаков своих.
С наступлением первых осенних дней Слон сам переселился в крепость свою и начал поджидать покупщиков. По расчетам его смело можно-бы продавать пшеницу по 30-ти червонцев за четверть, так как ни у кого не было запасов, но боясь ожесточить народ он придумал начать продажу с 20-ти и за тем чрез всякую неделю набавлять еще по два золотых, так что в самое необходимое и предпоследнее бедственное время надеялся получать по 50 червонцев за четверть.
Естественно, что к нему прежде всех обратились горожане и с проклятиями платили ужасные деньги. Затем явились иностранные мореходцы, промышленники, а в заключение начали толпами являться бедные хлебопашцы, у которых он покупал четверть пшеницы за кусок вяленой или соленой рыбы, не имеющей в то время никакой ценности.
Люди эти, не располагавшие деньгами умоляли богача одолжить им хоть по одной четверти с тем, что они в будущем году привезут ему за одолжение по десяти четвертей.
– Спасибо вам – отвечал Слон – я не для того четыре года собирал мое зерно, чтобы выменивать его на зерно-же. Давайте но 30 червонцев и просьба ваша будет услышана.
Народ рыдал и сотнями умирал около стен длинной крепости. Новые партии заменяли их, в надежде поколебать чугунное сердце богача. Тем временем перед магазином появился известный факир и, став пред Слоном, потребовал от него исполнения обязательства.
– Любезнейший брат – отвечал ему богач – мой хозяин поручил мне сказать, что так как ты явился не во время, а когда четверть пшеницы увеличилась на 10 червонцев, то не иначе отпустить ее как получивши от тебя добавочные деньги.
– Но у меня нет денег и я умираю с голода. А тебе не говорил хозяин, что я его дважды накормил и теперь ожидаю от него той-же милости.
– Хозяин говорит, что тогда было другое время.
Выслушав эти слова факир внезапно сбросил с себя рубища и оказался грозным азызем (святым) этой земли.
– О негодный из всех мусульман! вскрикнул он – если ты так поступаешь с святыми хранителями людей, то ты должен сию-же минуту погибнуть самою гнусною смертью в пример всему человечеству и от здания твоего не должна остаться ни одна стена в целости. Сказав это, он поднял руку к небу.
В эту минуту откуда не взялись миллионы крыс необыкновенной величины и, бросившись в крепость, моментально разнесли тело жестокого человека, а тысячи голодных людей разнесли всю постройку, что спасти себя и детей своих от преждевременной смерти”.
Вот какую сказку сложила бабушка моя о развалинах при деревне Казантипе, хотя и говорит, что слышала ее от других, но бабам я мало верю: у них сплетни, тоже что у мужчин волосы: как не брей – всё вылезут!
Источник: Легенды Крыма / В.Х. Кондараки. – Москва : тип. В.В. Чичерина, 1883. – 100 с.; 22.